Основное действие фильма «День приема по личным вопросам» происходит в кабинете управляющего трестом «Энергомонтаж», и, кроме символического смысла, о котором речь впереди, название ленты имеет еще и смысл совершенно буквальный: перед нами действительно от начала и до конца проходит тот день, когда управляющий принимает своих сотрудников по личным вопросам. (Единственного эпизода дома, бывшего в сценарии, на экране нет, и, кажется, это не пошло во вред фильму.) Правда, существенный нюанс: это еще и последний день квартала, последний день полугодия, и от него зависит, останется ли в тресте переходящее красное знамя министерства, получат люди премию или не получат. Словом, очень многое зависит, и не только в смысле материальных, бытовых благ, но и в плане моральном, в престижном, если хотите... Фигура управляющего трестом Бориса Дмитриевича Иванова — вот что определяет незаурядность ленты. Это общая удача Петра Попогребского, Соломона Шустера, для которых «День приема по личным вопросам» — первый художественный фильм, и мастера Анатолия Папанова. Опытнейшего мастера, которого едва ли не в каждой очередной работе мы открываем заново. Солидность, вальяжность, жесткие, «начальнические» интонации, размашистые манеры, в которых можно уловить легкий оттенок барственности... Внешние приметы, которые, случается, прикрывают внутреннюю несостоятельность и над которыми в некоторых своих предыдущих ролях сам Папанов иронизировал достаточно едко. Здесь он как бы проходит сквозь эти внешние приметы, отмечает их словно между делом, давая понять, что они частность, едва стоящая внимания, ибо могут быть присущи людям, чрезвычайно порой диаметрально разным. И здесь нельзя ошибиться, принять «характерную» наружность за выражение сути. Герой Анатолия Папанова постоянно живет на пределе нравственных возможностей, а сложные, переменчивые обстоятельства, в которых он оказывается, нередко толкают его на то, чтобы перейти этот предел, уступить ежедневной, ежечасной напряженной текучке, уступить в себе самом нечто такое, что подвластно текучке быть не должно. «Смотрю на человека, у которого способность работать с полной самоотдачей стала потребностью, и думаю, что же он имеет за это?» — говорит об Иванове старый его товарищ Маслов. Вопрос этот, звучащий где-то в конце фильма, имеет оттенок горько-иронический, ибо нам, зрителям, ясно, а уж Маслову и подавно, что никогда не искал Иванов личных выгод, а они не искали его. Всю жизнь он самоотверженно работал на пользу делу. ...Обедать людям все-таки надо, и вот вырвался Иванов из своего кабинета на какие-нибудь час или сорок минут. Едет он по изнывающему от жары городу, и вдруг — бассейн, прохладная водная гладь, и шофер Анатолий обещает достать плавки без всякой очереди, потому что у него «тут зазноба спасательницей». Управляющий облокотился на перила, солнце ослепительно бьет в голубоватую воду, а из автомобильного радиоприемника доносится «Темная ночь» в проникновенном зарубежном исполнении. Непонятные слова, положенные на такую пронзительно-знакомую мелодию,— что-то давнее и похоже сокровенно важное вспомнилось Иванову... И по какому-то странному сцеплению очень разных ассоциаций мысль управляющего пришла к тому,к чему не могла не прийти. «Едем»,— без объяснений бросил он огорченному шоферу. И через несколько минут снова был в тресте. Эпизод непрямолинейный, поэтически и многозначно исполненный, когда в итоге неопровержимо ясно: ни о чем другом герой сейчас думать, ничем другим заниматься не может. Да, вся его жизнь на пользу делу и людям, а люди, бывает, оказываются на него в обиде. Квартиры, предназначенные для остронуждающихся сотрудников треста, Иванов вынужден передать в распоряжение начальника, главка (не в личное распоряжение, понятно, а тоже для остронуждающихся), потому что начальник главка помог Иванову закрыть план, перенести некоторые незначительные объекты в будущий, третий квартал. На крупной Ново-Сергиевской электростанции, которая во что бы то ни стало должна быть сдана сегодняшним числом, возникли серьезные осложнения. И вот Иванов, чтобы склонить директора станции Барчукова подписать акт о приемке, прибегает к методам заведомо демагогическим. И кричит на своего главного инженера, который был послан в Ново-Сергиевск, грозится уволить его с работы, хотя понимает, что главный инженер Чистяков сделал все, что мог. Что же это — вариант отставшего от жизни руководителя, в заботах о деле забывающего людей, ради которых оно, дело, в конечном итоге и существует? Нет, Папанов играет другое. Есть, конечно, один существенный, чисто психологический нюанс. Человек, для которого работа с полной самоотдачей стала потребностью, порой не замечает этой потребности у других. Но в том-то и штука, что Иванов за собой этот недостаток знает и, накричав на Маслова или Чистякова, сам, быть может, больше них мучается своим срывом. Он отлично понимает, что существуют нравственные нормы работы, нарушив которые в видах быстротекущей пользы, можно потом потерять несравнимо большее. Понимает — и все же идет, случается, на их нарушение. Что же заставляет его поступать так, его, человека масштабного, крупного, государственно мыслящего? Очевидно, размышляют авторы фильма, целый ряд устаревших правил, влияющих на работу главка и уже не соответствующих сегодняшнему подлинно государственному мышлению таких людей, как управляющий Иванов. Ему приходится порой затрачивать усилия не на дело, как таковое, а на преодоление этих самых правил, в свое время для наилучшего исполнения дела придуманных. Затрачивать усилия на демагогию там, где честное и открытое слово было бы наиболее действенным. И искать обходные маневры там, где прямой путь был бы наиболее коротким и верным. ...Поздний вечер уже, заканчивается день приема по личным вопросам. Ново-Сергиевская электростанция сдана вовремя, план закрыт, переходящее красное знамя останется в тресте «Энергомонтаж». Опять этот везучий Иванов выиграл по всем статьям! По всем ли? Опять выиграл, и время подумать о потерях. Неужели главный инженер Чистяков, на плечи которого легла сегодня, быть может, самая большая нагрузка,— неужели он затаит обиду, уйдет из треста? И неужели старик Темкин, который предложил единственный технически возможный выход из ситуации, сложившейся в Ново-Сергиевске, опять не получит квартиру? Медленно решаясь, наконец решившись, снимает Иванов трубку, набирает номер, даже не в служебный кабинет начальника главка — на дачу. И устало, спокойно и твердо говорит о том, что не сможет отдать всех квартир, обещанных днем. Он не говорит больше ничего, но вы понимаете, что стоит за его словами. Нельзя, чтобы Темкин, золотой человек, который и сегодня-то, в день приема по личным вопросам, не о квартире прежде всего думал, а о Ново-Сергиевской электростанции, нельзя, чтобы он оказался пешкой в игре «высоких» интересов управляющего трестом и начальника главка. Нельзя даже в самых крайних случаях обижать людей, для которых дело, которым они заняты, давно уже стало главным личным вопросом, нельзя испытывать их терпение. И нельзя, чтобы обстоятельства заставляли тебя работать по старинке, когда жизнь властно требует современных методов управления, руководства, и жестоко отплачивает за любые, пусть вынужденные, попытки противопоставить деловитость человечности. И вот что еще выносишь из «Дня приема по личным вопросам»: именно в таких людях, как Иванов, Маслов, Чистяков, Барчуков, вступивших на протяжении экранного действия в резкие конфликты,— именно а них в первую голову залог того, что проблемы, над которыми они задумываются и которые точно ощутили авторы фильма, можно и нужно решать. По сравнению с Ивановым всем другим персонажам отведено гораздо меньше экранного времени. О. Жаков, Ю. Комаров, И. Соловьев, другие актеры воспользовались им в полной мере, но некоторой драматургической фрагментарности, беглости преодолеть не смогли. Их герои существуют не сами по себе, они в значительной степени по штрихам, оттенкам, деталям создают достоверность той человеческой атмосферы, в которой происходит действие фильма и в которой живет, работает, ошибается, думает над своими ошибками, управляющий трестом Иванов. В этой же атмосфере неотъемлемая частица ее — секретарь управляющего Софья Михайловна, сыгранная артисткой 3инаидой Шарко. Секретарь, какого каждому из нас приходилось встречать в многочисленных приемных, зеркально отражающая как сильные, так и слабые стороны своего «шефа». Наверное, одинокая, средних лет женщина, безраздельно преданная,— нет и для нее в жизни ничего существенней этого вот самого треста «Энергомонтаж», Да и сам трест, кабинеты, коридоры, лаборатории, снятые оператором Чечулиным,— все существует, дышит, двигается в ритме последнего дня квартала, последнего дня полугодия. Многое вместил в себя этот день, когда Борис Дмитриевич Иванов и его коллеги решали свои глубоко личные вопросы... «Советский экран» № 12, 1975 год |
